Read more: http://www.mirror.co.uk/celebs....rTDwesk
Go Camping for 95p! Vouchers collectable in the Daily and Sunday Mirror until 11th August . Click here for more information

Back in 2009 People magazine voted you Sexiest Man Alive, but last year, you lost the title to Ryan Reynolds. How do you feel about that?Johnny Depp: I feel emasculated… I feel like I’ve been beaten down like some horrible… you know, like some pathetic harp seal. But, I mean, that’s how it goes, isn’t it? I think I can work my way forward, but will I try for it again? No… I worked so hard to gain that title.

Do you think you’re handsome? JD: When we were filming The Tourist, Vanessa and I would often go out with Brad and Angelina. Angie is a stunner, so is Vanessa [Paradis, his partner]. And Brad of course. When we all sat together I was the only ugly one. I’m not the spick-and-span kind of guy. To be honest, I don’t like cutting my hair or trimming my beard.

Do you believe in love at first sight? JD: Sure.
Has it ever happened to you?JD: Somewhere in the neighbourhood of 13 years ago, in Paris at the hotel where I was living, I was doing a film with Roman Polanski, The Ninth Gate. Across the room I saw this back and I saw this neck attached to the back, and I was sort of fascinated by it. It was a very beautiful, sculptural thing and then suddenly, the back and the neck turned, and it had a face, and it was Vanessa. It looked at me, and walked across the room and said, ‘Hi, do you remember me?’ I had met her years before, and at that moment, before I even said, ‘Hi, how are you?’ I knew it was over. I was done. I was in big trouble from that second on.

Have you always been a hit with the ladies?
JD: As a teenager I was so insecure. I was the type of guy who never fitted in because he never dared to choose. I was convinced I had absolutely no talent at all. For nothing. And that thought took away all my ambition too.

How do you define a beautiful woman? JD: The most beautiful thing about a woman is her sense of self and her strength. When you see a woman like Angie, when you see a woman like Vanessa taking control, especially when that maternal instinct kicks in, they become this incredible and grounded and wise being. I say that’s probably the most beautiful a woman can be.
You got to kiss Angelina Jolie – arguably the world’s sexiest woman – in The Tourist, how was it?JD: Wow. I’ve had more difficult days at work, definitely. Those kind of things are always awkward, so you just laugh your way through. We just kind of giggled and felt stupid.

Would you be nervous if Vanessa and Brad Pitt did a film together? JD: (Laughs) I mean, I don’t think so, no. I don’t see any reason to be nervous.

Angelina and Brad are always getting papped, but your family avoid that kind of exposure. Did you discuss it? JD: Oh, certainly, we did discuss it. I’ve been very lucky for a good number of years. They’ve left me alone for the most part. Every now and again, some ludicrous story comes out and it’s total fiction, but you just deal with it. But for their family, being under that global microscope, and being hounded and virtually stalked, every day of their life is insane! There should be laws against that. But Angie and Brad deal with it so well. They are great mommies and daddies. They are great parents, and they do everything they can in the world to be with their kids, and to raise them well and I’ve witnessed it. It’s pretty amazing under the circumstances.

Vanessa is about to go on tour, will the whole family tag along? JD: Most definitely, my kids (Lily-Rose, 11, and Jack, eight) have grown up with that as a part of their life, but they are so cool about it, it doesn’t really faze them. At the same time, Vanessa and I and our kids, we don’t have the same kind of weight on our shoulders Angie and Brad do for some reason, and I’m happy about it, but we don’t have that kind of pressure. We are able to go to a restaurant now and again, have dinner with our kiddies and for the most part, people have been respectful, very respectful with regards to our life and our kids. Also, we just don’t really go out very much.

Unless work takes you elsewhere, you’re pretty much stationed in France. Wouldn’t it be easier to live in LA? JD: It’s good to experience Hollywood in short bursts, I guess. Little snippets. I don’t think I can handle being here all the time, it’s pretty nutty.

The TV show that made you famous, 21 Jump Street, is being remade. Would you be in a scene? JD: I’ve heard that Jonah Hill was trying to get this thing up and running and was wondering if I would play some cameo in it, which I would be more than happy to do. But I don’t recall that anybody has asked me yet.

In The Tourist you play the ‘ordinary guy’ – what made you do that for a change? JD: Coming off of things like Captain Jack Sparrow, or Willy Wonka, or Sweeney Todd, to The Mad Hatter, it was a great challenge to investigate Mr Normal. The people who are considered most normal by society are, for me, almost always the weirdest ones you encounter. One of the guys who became an ingredient for my character Frank was this guy that I knew. He used to travel the world just so he could take photographs of signs that were his last name. So whether it was like a city, a town place, a laundromat, or an ice cream parlour, he would go and search these places out. That, to me, is like borderline certifiable! But he’s a normal, everyday accountant, nine to five.

Despite missing out on the title, you’re considered one of the sexiest men in the world, but which men do you think are sexy? JD: Who’s sexy to me? Marlon Brando… there was something he had that was unexplainable, it was just this, whatever – charisma? Marlon definitely had it. Keith Richards certainly has it. It’s this thing that you can’t put your finger on.

How do you see yourself at Keith Richards’ age? JD: (Laughs) It’s not very far away.

Are you still good mates with Keith since he appeared in Pirates Of The Caribbean? JD: Keith has been amazing. He granted me permission to start working on a documentary. It’s your normal documentary, but he gave me permission to do some work on a film about him. We’ve shot about 35 hours of footage thus far. We’ve got thousands of hours of old footage of the Rolling Stones, old footage of Keith, and it’s a project that we are really just going to take our time with. I’m sure probably the beginning of next year, after the holidays, we will do another instalment.

Would Vanessa say you are romantic? JD: Am I a romantic? I’ve seen Wuthering Heights 10 times. I’m a romantic. There are four questions of value in life… What is sacred? Of what is the spirit made? What is worth living for, and what is worth dying for? The answer to each is the same. Only love.

And There’s More...
The interview took place in the Penthouse of the Le Meurice Hotel, overlooking the Tivoli Gardens in central Paris.
Angelina Jolie was simultaneously doing interviews in the suite across the hallway.
Johnny was wearing jeans, an open shirt, three leather belts, an array of necklaces and noisy bangles.
He was on good form and laughed throughout the interview.

http://www.mirror.co.uk/celebs....2916338

Патти Смит: Каждый раз, когда мы встречаемся – в твоем трейлере на съемках, у тебя дома, в отеле – тебя всегда сопровождает верная гитара. Часто, когда мы беседуем, ты задумчиво перебираешь струны. Насколько крепка пуповина, соединяющая тебя с музыкой?

Джонни Депп: Музыка – моя первая любовь, всегда была и остается ею по сей день. Впервые я взял в руки гитару пацаном и с тех пор не отпускаю ее. Актерство было для меня своего рода кривой дорожкой, левым маршрутом, отступлением от того пути, который я себе наметил подростком. У меня не было ровным счетом никакого желания или интереса работать в кино. Просто так сложилось. Я был музыкантом, гитаристом, в этом было мое призвание. Но благодаря тому, что я свернул с этого пути, мне удалось сохранить некорыстную подростковую любовь к музыке. В каком-то смысле, я до сих пор отношусь к актерству как к игре на гитаре – разучиваю каждого нового персонажа как песню. Песня, она ведь рождается где-то глубоко внутри, потом идет, словно ток, по твоим пальцам к струнам, затем перерождается, проходя сквозь всякие усилки и примочки – и только тогда вырывается наружу. Рождение образа идет похожим путем. Каков изначальный замысел автора? Что я, Джонни Депп, могу привнести в него, чего не смог бы привнести никакой другой актер? Не важно, сколько нот в твоей песне - главное, что они выражают и как едва заметный мелодический сдвиг может изменить настроение.

Я подслушала, как кто-то из твоего окружения рассказывал, с каким нетерпением ты рвался обратно в шкуру Джека-Воробья, и насколько вы с ним похожи. Что ты чувствуешь, когда играешь своего пирата?
Чувствую себя тотально свободным – свободным делать все, что хочется, свободным от авторитетов. Это как разлочить свое внутреннее «я» и просто быть собой во всех предлагаемых обстоятельствах. В первый раз я испытал возможность такого освобождения, подружившись с Хантером С. Томпсоном. Я относился к Хантеру как к ходячему университету, изучал его, подолгу жил у него дома, старался стать им. Хантер обладал даром абсолютной свободы и контроля над любой ситуацией. Он всегда брал свое. Речь Хантера напоминала автоматную очередь оскорбительных афоризмов – ему было плевать на последствия. Однажды кто-то спросил у него: «Хантер, как звучит хлопок одной рукой?» – и в ответ получил затрещину. Капитан Джек – такой же. В каждом из нас живет бешеный кролик Багс Банни, надо только суметь выпустить его наружу и дать как следует побеситься.

Что ты читал, когда готовился к роли Джека-Воробья?
Кучу книг про пиратов. Но самой полезной оказалась книга яхтсмена Бернара Муатессье, который в одиночку совершил кругосветное плавание. В его книге я нашел финальную реплику для первой серии «Пиратов». Сценаристы не могли придумать ничего путного – все звучало натужно и ненатурально. А я как раз читал книгу Муатессье, в которой он пишет, что главной целью любого мореплавателя всегда является горизонт, попытка настичь его. В этом состоит драйв моряка, его недостижимая цель, его вечный двигатель. И я воскликнул: «Эврика! У нас есть последняя строчка – «Дайте мне этот чертов горизонт». Поначалу сценаристы кривили физиономии, но через 45 минут до них дошло: да, это отличная финальная реплика. Дайте мне это чертов горизонт! Старому морскому дьяволу ничего не нужно, кроме недостижимого, вечно ускользающего горизонта.

"В каждом из нас живет бешеный кролик Багз Банни, надо только суметь выпустить его наружу"
Как отреагировали диснеевские шишки на твою, мягко говоря, нетрадиционную трактовку пиратского образа?
Они его люто возненавидели! Майкл Айснер, тогдашний глава Disney, так и сказал: «Джек-Воробей портит все кино». Шухер поднялся нешуточный: бесконечные письма-меморандумы, телефонные звонки, агенты, адвокаты, кричащие люди, форменное безумие. Мне напрямую звонили с самого диснеевского верха: мол, почему этот Джек не такой как все? Что с ним не так? Он что, полный кретин? Или просто вечно пьян? И кстати, он ведь гей, да? В итоге, мне пришлось доложить тетке, которая мучила меня бесконечными тупыми вопросами: «А вы что, не знали, что все мои персонажи – геи?» Её это очень расстроило.

Твой герой из «Туриста» – полная противоположность Джеку. Этот ведь человек без свойств, которого очень трудно сыграть.
Конечно! Меня всегда завораживали такие герои. Так называемые нормальные люди обычно оказываются кладовками странностей. У меня был знакомый бухгалтер, который очень любил путешествовать – обычный мужик, стопроцентно нормальный, прямой как столб. Так вот, он объездил весь мир, чтобы сфотографировать как можно больше вывесок магазинов, чье название совпадает с его фамилией. Он был везде – в Италии, в Шанхае, еще черт знает где. В этом был его кайф. Когда я лепил образ Фрэнка, то думал именно о таких людях. Фрэнк только что бросил курить, поэтому он влюблен в свою электронную сигарету и может часами рассказывать о ней во всех идиотских подробностях.

А еще Фрэнк любит отходить ко сну в своей прелестной небесно-голубой пижаме. У тебя есть такая?
Я тоже иногда сплю в пижаме, когда холодно. Правда, я еще не дорос до пижамы-комбинезона, хотя не исключено, что скоро дорасту. Лет десять назад я чудесно поспал в пижаме Джулиана Шнабеля. Дело было у него дома, после тяжелого съемочного дня. Жена Джулиана сама шьет ему пижамы! Я превратился в овоща, испытал ощущение абсолютного счастья и спал как убитый. До этого в последний раз я спал в пижаме, когда мне было три года.

Насколько я поняла, атмосфера на съемках «Туриста» царила самая развеселая.
На самом деле, мы с Анджелиной до съемок были практически не знакомы. Я был приятно удивлен – женщина она, мягко говоря, известная, папарацци с нее не слезают ни на секунду. Иногда они с Брэдом не могли даже словечком перекинуться на людях – только бы, не дай Бог, кто-то что-то не так истолковал. В общем, ждать можно было чего-угодно. Оказалось, нормальная девчонка, никакой неврастении, фанатка черного юмора, приземленная донельзя. Мне посчастливилось дружить с Элизабет Тейлор, которая среди своих материлась как портовая стерва и была проста как три копейки. Анджелина – тот же тип.

Когда ты погружен в образ с головой и живешь жизнью своего перснажа, бывает так, что тебе снятся их сны? Сны твоих героев?
Безусловно. Мне снились кошмары Суини Тодда. Ну и, конечно, сны Джона Уилмота, моего поэта-либертена.

Одно дело – играть просто интересного персонажа, и совсем другое – вернуть к жизни реально существовавшую личность.
Это абсолютно разные вещи. Во-первых, другой уровень ответственности. На твоих плечах лежит память о человеке, топтавшем эту землю столетия назад. Особенно когда речь идет о столь недооцененной фигуре, как Джон Уилмот, граф Рочестер. В академических кругах его до сих пор считают кем-то вроде придурковатого шаржиста, которому больше всего нравилось тусоваться при дворе и трахать девиц в Гайд-парке. Я чувствовал себя обязанным сыграть Уилмота правильно, отдать ему честь как выдающемуся поэту своего времени. Он стал моим наваждением. Я прочитал все книги о нем, побывал везде, где он жил, гладил странички его рукописей в Британской национальной библиотеке, расшифровывал заметки на полях. Не хочу наводить ложной мистики, но за то время, что я бредил им, он навещал меня неоднократно.

Но кино, по сути, в прокате похоронили.
С концами. Я придумал гениальную рекламную кампанию – хотел попросить Бэнкси нарисовать лицо Уилмота по всему Лондону, с простой подписью-цитатой: «Я вам не понравлюсь». Когда я поделился своей идеей на студии, мне просто ответили: «Кто такой Бэнкси?»

У тебя большущий дар интерпретации поэтического слова – это очевидно и в «Либертене», и в «Алисе», где твой Шляпник выразительно читает «Джабберуков». Недавно ты прочитал мне стих, написанный Джоном Мерриком, который был прототипом Человека-слона. Его поэзия разбила мне сердце.
Это чисто интуитивная штука – никогда не знаешь, как слышали свои стихи Уилмот или Кэрролл. Что касается Меррика, то я был в больнице, где он провел последние годы жизни. Там есть его скелет, его посмертная маска, шляпа, вуаль, котрой он накрывал лицо, когда гулял, все его пожитки. И там же на стене висит табличка с его стихотворением: «Свое чудовищное тело / Тащу по жизни / Я – не оно, не этот образ / Бесчеловечного уродства / Без слез и без надежды».

"Я тоже иногда сплю в пижаме, когда холодно. Правда, я еще не дорос до пижамы-комбинезона"
Татуировка у тебя на руке – это ведь твой дед?
Да, старик Джим. Моя ролевая модель на всю жизнь. Днем он водил автобус, ночью гнал самогон. Настоящий мужик. Все называл своими именами – «если тебе что-то не нравится, пойдем выйдем». Это был человек из радикально другого времени, как и все мои герои – Марлон Брандо, Хантер, Аллен Гинзберг, Кит Ричардс. Я искренне убежден, что то время было беспредельно лучше нашего. Те, кто родился в 60-е и позже – обделённые люди. Я всегда чувствовал, что по ошибке родился не в свое время.

Отсюда в тебе страсть коллекционировать книги и предметы твоих героев из других эпох – письма и рукописи Дилана Томаса, Артюра Рембо, Керуака.
Это началось в 1991-м. Я закончил сниматься в «Аризонской мечте» в Нью-Йорке и решил съездить в Массачусетс, в родной город Керуака Лоуэлл. Там я познакомился с его шурином Джоном Сампасом. Он показал мне город, водил по барам, пару дней я жил в доме Керуака. Тогда большинство его вещей еще не ушли с молотка. Мне довелось прочесть «Книгу сновидений» в рукописи, от корки до корки – бесконечные крошечные блокнотики, испещренные текстом и рисунками. Он носил их в заднем кармане. Я перерыл кучу сундуков, которые пылились десятилетиями. Когда мы собрались на кладбище навестить могилу Керуака, Джон дал мне старый плащ. Оказалось, что это плащ Джека, обычный дождевик в клетку. Я засунул руки в карманы; в правом была мятая салфетка, в левом – коробок спичек. Музей-квартира Керуака в моих карманах!

Ты собираешься попробовать себя в театре? Было бы замечательно увидеть тебя на сцене, обживающим вещный мир пьесы, взаимодействующим с предметами, магию которых ты так глубоко чувствуешь.
Мне бы очень этого хотелось. Однажды Брандо спросил меня: сколько твоих фильмов вышло в этом году? Я сказал: не считал, по-моему, три. А он мне: притормози, сынок, у тебя за пазухой не бесконечный набор масок. А потом добавил: почему бы тебе не взять отгул на годик и не сыграть Гамлета? Погрузиться с головой в Шекспира и сыграть Гамлета! Сыграй его, пока ты еще молод. Я подумал: ну да, Гамлет, отличная роль, было бы здорово. «Мне это так и не удалось», – сказал Марлон. – «Почему бы тебе не попробовать?» В этот момент я понял, что это была его несбывшаяся мечта. А у меня еще есть шанс. И я очень, очень этого хочу.
http://www.gq.ru/talk/gqinterview/2631/